Вторник, 19.03.2024, 08:59
Приветствую Вас Гость | Регистрация | Вход

"Семейная летопись" - сайт Козлицкой И.В.

Меню сайта
Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Форма входа
Статистика
Рейтинг@Mail.ru
Поиск
Оцените мой сайт
Оцените мой сайт
Всего ответов: 96
Мои сайты
  • Меровка
  • Фамильный герб
  • Мои предки Твердовские
  • Пригласим природу в дом
  • Книга Памяти и Славы
  • Помни корни свои

     

    Из воспоминаний

    Валентины Григорьевны Спириной (Редихиной)

    Спирина (Редихина) Валентина Григорьевна и Редихина (Пронина) Нина Ивановна

    Август 2014 года

    Память – божие наследство –

    Дарит нам минутки детства,

    Возвратить пытается года.

    В.Тиссен

     

    Предисловие

    Меровка

    Семья Редихиных родом из деревни Меровка Вольского района Саратовской области. Деревня примостилась у подножья высоких холмов, которые местные жители называют Меровскими горами. Единственная улица Меровки тянулась вдоль берега Волги. Но отдельные избы строились и на отшибе, ближе к холмам.

    Попасть в Меровку можно было как по суше, так и по воде. Летом между сёлами и городами сновали маленькие речные «трамвайчики», которые приставали к любому берегу даже без специального причала. Через холмы вели три «взвоза»: ближний, средний и дальний. «Ближний взвоз» использовали только для пеших переходов и гоняли им коз и овец. По «среднему взвозу» с весны по осень можно было проехать на машине, хотя дорога была ухабистой и крутой. А «дальним взвозом» пользовались в основном зимой, когда в конце недели привозили из Алексеевки детей из интерната, - в крытой кибитке, которую тянул гусеничный трактор. Сейчас в Меровку (дачный посёлок) ездят именно по «дальнему взвозу».

    На заднем плане – Меровка. 1965 год

    На фотографии, ближе к левому краю, видны крыши кошар (белый прямоугольник). Вот где-то между обрезом фото и кошарами и находится дом Редихиных.

    Ссылка: http://krokhino-cerkov.livejournal.com/12840.html

    Стрелками я обозначила места "взвозов" в 1965 году и в наши дни. Хорошо видно, что дачный посёлок занимает половину прежней Меровки.

    Источник: http://images.esosedi.ru/bez_nazvaniya/80827037/

    index.html#lat=52264606&lng=47888396&z=15&mt=1&v=1

     

    Изба Редихиных Прасковьи и Андрея стояла на юру́ (разг. 1) На открытом возвышенном месте. 2) перен. У всех на виду.), на той стороне улицы, что ближе к берегу.  Окна кухни выходили на восток, из них была видна Волга. А из окон горницы - меровские горы с «ближним взвозом». Когда-то вдоль берега, где сейчас плещется Волга, были огороды местных жителей. Со двора Редихиных, пробегая мимо старой бани с плоской крышей, тропка вела вниз, к Волге, на следующую террасу. Там был овощной огород. Потом тропинка сбегала вниз на следующую ступеньку-террасу – здесь был картофельный огород.

    Но и на этом Меровка не кончалась.

    Вдоль картофельных огородов шёл высокий вал, заросший травой, который защищал их от разливов Волги. Со стороны огорода он был не очень высок – не более метра. А в сторону реки - высоким, метра три. Взбежишь на вал – а там, впереди, ещё около километра до Волги идти, а в ней два острова видны – Песок и Серёдыш. На острове Песок местные жители собирали для засолки меленькие грибы-песочники.

    До самого берега Волги нужно было идти через лес, примерно в середине пути пересечь поляну (её называли Клин) и опять идти лесом. Ещё до того, как построили Саратовскую ГЭС и Балаковскую АЭС, этот лес и лес на Серёдыше начали вырубать. Рабочие из леспромхоза жили в Меровке на квартирах. Многие парни из Меровки подряжались сплавлять лес: цепляли к моторке «челен» (так называли плот из брёвен) и везли в Вольск.

    челено

    "три ряда нижних бревен сруба"

    челено

    "звено брёвен в плоту"

     

    - челено, челен – связь, сочленение; сшива, всё, что собрано из нескольких частей в единое целое, связано с челено  - "дерево, ствол".

    Источник: http://www.andrej102.ru/estest/nat/natSH/natSH0225.htm

    А по правой стороне от Меровки, если смотреть на Волгу, росли сады. До сих пор на берегу у дачного посёлка Меровка стоит полузатопленная баржа. Так вот к садам спускались через вал с правой стороны от баржи. Когда Волга разлилась, больше всего пострадал дальний от нас конец Меровки, на котором была церковь (клуб). Потом клуб перенесли подальше от обрыва, через дорогу. Выше, на горе, было кладбище. Когда люди стали переезжать, кто куда - в Широкий Буерак, Алексеевку, Богородское, Балаково, то забирали и избы, и могилы (перезахоранивали родственников). Так Редихин Иван Андреевич, дядя мой, и дочка его Валя были перезахоронены в Апалихе Хвалынского района. А мама моя со вторым мужем, Стенькиным Филиппом Васильевичем, перебралась в Алексеевку.

     

    Редихины

     

    Семья Редихиных в Меровке считалась зажиточной, так как у них были лошади со всей сбруей, не говоря про овец и коров.

    Дед, Андрей Родионович Редихин, по рассказам, был сильным колдуном. Умирал он очень тяжело, три дня кричал. Чтобы дед умер, пришлось конёк крыши поднимать. Да и про бабушку Пашу (Редихина Прасковья) говорили, что она тоже от деда научилась: на огороде никогда особо не трудилась, а всё у неё родило.

    Бабушка родила восемнадцать детей. Шесть из них выжило. Это Пелагея, самая старшая, потом Устинья, Григорий (1907), папа мой, затем Михаил (1915), Евдокия и младший Иван (1918). 

    Правда, про младшего сына говорили, что он рождён от австрийца, а не от деда Андрея, который к тому времени уже умер. Да и внешне дядя Ваня на братьев был не похож. Он был невысокого роста, неказистый на лицо, горбоносый, за что получил деревенское прозвище Ванька Нос. Волосы у него были светло-русые, можно сказать, белые, да ещё и кудряшками. А братья и сёстры были темноволосыми красавцами. Так что вполне может быть, что какой-то австриец из тех, что лес пилили в Меровке, и виноват.

     

    Мой папа, Григорий, до войны работал в милиции в Широком Буераке. Это был тогда районный центр. Ушел на фронт в 1942 году. Перед этим он перевёз нас с мамой из Широкого Буерака, где мы жили, в Меровку, к бабе Паше. А в 1943 году отец пропал без вести.

    Михаил Редихин ушёл на фронт в 1941 году. В 1942 году пришла на него похоронка. Помню, уже в конце войны, а может и после, мама заехала во двор на бричке. А в бричке девять мешков пшеницы. Это колхоз выделил бабе Паше за двух сыновей, погибших на войне.

     

    Дядя Ваня Редихин как ушёл в армию в 1939 году, так до 1948 и служил. Помню, как он с войны вернулся: бежит с горы солдат, шинель нараспашку. Люди увидели и кричат: «Нюра! Григорий, Григорий вернулся!» А мама отца всё ждала, ведь похоронки не было. Она навстречу побежала, мы за ней… Потом мама тише, тише – и остановилась. И я думаю: «Значит, это не папка». А это был Иван. Я к нему первая из детей подбежала. У него сумочка такая небольшая была, кисет, он достал из него большой кусок сахара, откалывали раньше от сахарной головы, и мне дал. Так я этот сахар месяца два ела и никому не давала.

    Дядя Ваня по характеру был очень спокойный, простой, даже можно сказать – с ленцой был мужик. (Примечание: про лень Валентина Григорьевна рассуждала с точки зрения подростка, а мне бабушка Нюра говорила, что Иван так долго был на войне – почти 10 лет – и так устал, что мог уснуть прямо за рычагами трактора. Трактор едет, а он спит! Может, поэтому его потом из трактористов и перевели в бригадиры).

    Но женился он аж три раза!

    Жили мы все в одной избе Редихиных: баба Паша, мама, нас четверо детей и дядя Ваня. Сюда же он и жён своих приводил.

    Первая жена у него была мордовка Нюра, но жили они мало, месяца два.

    Вторая жена была из Красного Яра – это через Волгу ехать. Звали её Матрёна, у неё дочка была, моя ровесница, Томкой звали. К Томке дядя Ваня относился, как к своей. И она его очень любила. С этой женой они жили подольше. А потом Матрёна загуляла да изменила дяде Ване с местным пастухом. А в деревне ведь ничего не скроешь: брат мой Володя с другом их и застукали прямо в сенях.

    И вот дядя Ваня, ничего не говоря, поехал в Красный Яр к родителям Матрёны (зима была, на санях поехал через Волгу) и сказал им: Забирайте свою дочь, я с ней жить не буду. Мотя так плакала, на коленях стояла, прощения просила. А Иван своё: Нет! Хоть и жалко ему было девчонку Томку. Он уж к ней привык.

    Ну а третья жена была Нюся – Анна Алексеева, от которой и дети были: старший Миша, потом Коля и младшая Валя. Это уж баба Паша ему сосватала. Ванюша, - говорит, - вот в Апалихе есть девчонка, замужем не была. Поедем да посватаем. Так и посватали. После этого уж дядя Ваня и дом свой стал строить прямо против родительского, только не на берегу, а под гору.

     

    В центре - Редихина Прасковья, справа - её сноха Алексеева Анна с дочкой Валей (1962 год)

     

    Дядя Ваня сначала на тракторе в колхозе работал. Древний был такой трактор – «НАТИ» назывался. Ласково его Натик называли. А я год работала с дядей прицепщицей. Мне пятнадцать лет было, и уже год после школы-семилетки я на свиньях работала. Пахали тогда и днём, и ночью, посменно. Сменщик у дяди Вани был Володя Бадай (прозвище такое, а фамилию не помню). Вот дядя ляжет под куст и говорит: Давай, паши, Валя, а я посплю. А что я там напашу! Так и съехала с поля.

    Потом Иван работал бригадиром, распределял баб по разным работам. Вот он их посылает куда кого, а они жалуются: Ваня, да нам на работу идти не в чем! Все босые! – А он с себя тапки снимает: Вот мои тапки возьмите. Такой вот был!

     

    Горшковы

    Мой дед по маме, Горшков Василий, родился примерно в 1880 году. А бабушка Вера – в 1881. Баба Вера прожила долгую жизнь – 92 года. Умерла она в 1973 году.

    В семье Горшковых было трое детей: Михаил (1903), Григорий (1905) и Анна – моя мама (1908).

    Михаил жил в Баку, там и сейчас его внуки живут. Он умер  после операции неудачной. Мама на похороны к нему ездила.

    Григорий жил в Меровке, до войны уже женился, жену звали Поля. На фронте он попал в плен. Вернулся из плена больным. Чахотка у него была. Умер он в 1953 году.

    Слева направо: Редихина Тамара, Редихина Прасковья, Редихина Анна Васильевна, Редихина Валя, Горшкова Вера

     

    А что есть у меня второй дед, я не сразу и узнала. Когда я уже в школу ходила, был такой случай. Бегу я в школу мимо какого-то дома, из калитки дедушка выходит и спрашивает: «Дочка, а ты сегодня завтракала?» - «Нет, - говорю, - не завтракала». Так он меня в дом пригласил и накормил. И не один раз это было. Я домой пришла и рассказала маме, как добрый дедушка меня угостил. А мама и говорит: «Это твой дедушка Василий».

    Когда маме исполнилось 18 лет, дед Василий ей и говорит: «Нюра, сегодня я от вас с матерью ухожу. Ты уже взрослая. Я твою мать никогда не любил, нас родители поженили. Теперь я ухожу к женщине, которую люблю». И ушёл в чём был: в фуфайке и кирзовых сапогах. Ничего с собой не взял.

     

    Дед Василий работал в колхозе сначала бригадиром, потом заведовал лошадьми и пожарной телегой. Была у него такая бочка с насосом, вот он за её исправностью следил: вдруг – пожар случится. А рядом амбар был. В колхозе одна женщина хлеб пекла, и оставшийся хлеб в амбаре складывали на хранение. А дед ключами от амбара заведовал. Он такой серьёзный был мужчина, ответственный. Ему начальство доверяло.

    Хотя дед и жил с другой семьёй, но внуков своих никогда не забывал и старался помочь. Вот помню, я ещё маленькая совсем была, лежим мы все на печке, на перине: мама в середине, мы с Витей с одного бока, а Тамара с Володей – с другого. А мама плачет, причитает: «Ни крупиночки в доме нет, ни картошиночки… Что завтра есть будем? Хоть ложись и помирай!» Вдруг в дверь стучат: «Нюра, выдь сюда!» Вышла мама в сени ненадолго, потом заходит повеселевшая: «Ну, детки, ещё неделю жить будем!» Оказывается, дед принёс нам тайком от второй жены ведро картошки, мешочек муки и большую тыкву. 

    Дедушка Василий похоронен в селе Заветное Вольского района, куда падчерица забрала его и мать ещё до расселения Меровки.


    Детство


    Я и лицом, и фигурой похожа на тётю Дусю, сестру отца. Такая добрая была женщина! Всегда угостит, приветит. А старшая сестра отца, тётя Поля, была такая же, как бабанька (баба Паша Редихина), жестокосердная. Из своего раннего детства я помню, как баба Паша нас, четверых детей, голодом морила. Мама уйдёт на работу в колхоз. Мы с утра сидим около печки, есть хотим. А бабушка до десяти всё варит да и потом ни кусочка не даст: «До двенадцати читайте Псалтырь, потом покормлю». И вот мы сидим, читаем, а в животах урчит. 
    Брат Витя не выдержит, пока бабка отвернётся, он в погреб залезет и сливки с молока слижет. Мама с работы приходит, а свекровь ей скандал устраивает: «Твой Витька все сливки с молока слизал!» Нелегко маме было жить со свекровью.

    Ещё помню: мама придёт домой с работы (а зима, свиней поили, у мамы вся юбка заледенела), сядет на лавку, руки на коленях сложит. Мы к ней: "Мам, мы есть хотим!" - "Хоть меня ешьте..."

    Сестра Тамара была у нас самая боевая, да и я не из робких. А вот братья Володя и Витя, хоть и старше меня, по характеру были совсем другие. Помню, они уже в колхозе работали (мы рано все работать начали). Вот мама говорит: «Володя, сходи к дяде Лавруше, попроси лошадь!» - «Я не пойду…» - «Да чего ж ты не пойдёшь?» - «Я не смею…». Тогда она Вите: «Ну, ты, Витя, сходи, попроси лошадь!» - «И я не пойду, я стесняюсь». А я тут как тут: «Мам, я схожу!» И бегом к председателю, дяде Лавруше, лошадь просить. Он и не откажет, только спросит: «А ребята что же не идут?» - «Стесняются!» - «Ну, пусть идут, запрягают!»

    Когда мне было лет десять, был такой случай – братья меня взяли на рыбалку. Попросили у кого-то лодку и поплыли от берега к островам. А рыбы было – не меряно! За полчаса мы ведра два рыбы наловили: Володя леску тянет, а Витя рыбу снимает. Потом Володя рыбу отвёз и опять ловить стали. Так мы за один день вёдер шесть рыбы поймали.


    В школу в Меровке я пошла с восьми лет. Хотела с семи, а мама не разрешала. Я в слёзы – хочу в школу! А мама потихоньку братьям говорит: «Пусть сходит. Морозы начнутся, всё равно дома будет сидеть, - обуть-то нечего». Так и вышло. Побегала в школу осенью и дома сидела. А уж на следующий год пошла в первый класс.
    Училась я хорошо, прилежная была. Учительницу мою первую звали Евгения Петровна. Скандальная была женщина. Прозвище у неё было – Ебеня. Толька Спирин (будущий муж) пошёл в школу на год раньше. Но хулиган был страшенный (мать каждый день в школу вызывали), остался на второй год, и мы вместе учились. Вот сидим мы в классе – я позади Толи, впереди него сын учительницы Вовка. Так Толька Вовку за хлястик пиджака к спинке парты привязал. Вечно он что-нибудь выдумывал.

    В школе села Меровка.

    В переднем ряду библиотекарь Любовь Ивановна и учитель Пётр Иванович.

    В самом центре первого ряда (с учебником "Родная речь") - Спирин Анатолий по прозвищу ЛетОк.


    Седьмой класс я заканчивала в соседнем селе Богородское. Жила с подружкой на квартире. Спали мы на печке. И в той школе я тоже хорошо училась. Экзамены мы тогда сдавали каждый год. Я по немецкому языку экзамен раз-два и сдам на «пять». Учитель меня хвалит: «Берите пример с Редихиной!» И вот мальчишки стали с меня «пример брать» – то и дело толпятся под окнами. Хозяин и говорит: «Валя, это ведь женихи к тебе ходят, истоптали весь палисадник» - «Никаких женихов мне не надо! Я учиться сюда приехала!»

    Редихина Валя в седьмом классе


    Помню, было у меня одно единственное платье, мама сшила. На фотографии я в этом платье. Так я его так за год износила, что к весне дырки на подоле появились. Хозяйка мне и говорит, давай юбку отпорем и перевернём её; дырки все в пояс ушьём. Так и сделали. И ходила я потом в платье с полосатой юбкой: где выгорел материал, где нет.
    Хотела потом и дальше учиться, в восьмом классе. Да надо было в Алексеевку ехать. А обуть-одеть нечего было. Я и в Богородское-то в резиновых сапогах всю зиму проходила. На этом моё обучение и закончилось. Пошла я на работу в колхоз. 

    И где я только не работала: год на свиньях (свиней пасла, поросят выхаживала), потом прицепщицей на тракторе, а потом мне группу коров дали, и работала я дояркой, пока замуж не вышла. А ещё раньше, когда мне только двенадцать лет исполнилось, я уже в яслях подрабатывала. Детей туда с годика отдавали, вот я их нянчила, обстирывала. А за водой идти далеко было! За день так, бывало, умаешься.

    Володя и Витя тоже в колхозе работали: и прицепщиками на тракторе, и с шофёрами на машинах в Широкий Буерак зерно отвозили. А зимой на быках в лес ездили, привозили брёвнышки тонкие, из которых потом в колхозе оглобли делали. Работали не за деньги, а за трудодни. Как тогда говорили – «за палочки» (за каждый отработанный день бригадир в тетрадке палочку ставил). А потом по числу «палочек» выдавали зерно на каждого работника. Володя подпаском летом работал. Вот сядут они с дядей Васей-пастухом обедать: дядя Вася и хлеба достанет, и яиц, а у Володи в узелке только лепёшки из желудкОв (из желудей). А они такие, что и в горло не лезут. Так Володя и не доставал их - ляжет на траву вниз лицом и будто спит, есть не хочет. Вот так без папки и перебивались.

    Голодно было всегда, всё моё детство. Когда мне исполнилось два года (шла уже война, я-то этого помнить не могла, мне тётя Поля Горшкова рассказывала), я от голода обезножила. Вот вчера ходила, а сегодня встать на ноги не смогла. Что делать? Откуда есть взять? А в то время бабы рожь и пшеницу в поле жали. Но принести домой хоть горсть зерна - обвинят и посадят. Так маме посоветовали меня в поле с собой брать. Вот принесёт она меня в поле, в шалашик положит и то и дело мне свежих зёрнышек нажуёт и покормит. Потихоньку я на этой кашке сидеть стала, а потом и на ноги встала. 

    Тяжело маме одной с нами было. Вообще жизнь у неё была тяжёлая. Трудилась она всю жизнь. В селе в почёте была, на колхозных собраниях всегда в президиуме сидела, депутатом была. За честность и прямоту характера в Меровке её "прокурором" прозвали.