Воспоминания Пронина Станислава Ивановича

 

Алексеевка

 

Из-за того, что отец работал агрономом-садоводом, его всю жизнь переводили из одного совхоза-колхоза в другой. И мы много где в Саратовской области жили. Но самые первые мои воспоминания связаны с Алексеевкой. Это было небольшое село рядом с железной дорогой, а в нескольких километрах текла река Медведица. Старшая сестра Галина водила нас, как цыплят, через речку бродом в совхоз «Красноармеец» (сейчас Сазоново Аткарского района Саратовской области). Там мамин брат Виктор Тихомиров до войны работал мотористом на водокачке. Вот к нему в гости мы и ходили, а он нас ругал - мало ли глубоких мест на Медведице.

Родился я в 1938 году. И хотя мне было всего 3 года, когда началась война, я помню, что собирался с отцом пойти воевать, потому что перед проводами поросёнка зарезали и отцу почти всё в дорогу и отдали.

Жили мы очень дружно. Мама ходила на работу в госпиталь для раненых, приносила одежду для стирки. А мы делали всё, что она нам скажет: за дровами в лес ходили, траву корове рвали. Помню, мы все вместе толкаем в горку тележку с сеном, а под горку – все и прокатимся. Мать придёт с работы, мы сядем вокруг «галанки» (печь-голландка) и песни поём. У младшей сестры Нинушки кукла гуттаперчевая была – и она вместе с нами сидит, «поёт». Спать идём и все хором говорим: «Спокойной ночи, мамочка! Дай Бог, чтобы папочка с войны вернулся!»

Нина и Слава Пронины примерно в 1944 году (Алексеевка)

Однажды на постое у нас солдат разместили. Все спали на полу вповалку, а мы на печке. Смотрим, висит вещмешок, а из него солдаты сухари достают, с чаем едят. Вот мы ночью потихоньку встанем, проберёмся между спящими и достанем сухарик. А потом на печке его и съедим. Но наверняка солдаты об этом знали, да жалели нас. Один солдат даже гуся нам копчёного отдал.

Вообще, есть нам хотелось постоянно. Вот до сих пор помню, как я ныл: "Мам, дай молочка!" - "Нет молочка." - "Ну, хоть простоквашки!" - "Нет простоквашки."  - "Ну, хоть кисленького!" - "Нет ни кисленького, ни прокисленького!" Хоть и корова у нас была, а всё молоко мать сдавала для фронта. Зимой мама молоко кругами морозила, тоже сдавала. Картошку копаем, а рядом с полем стоит приёмщик с телегой. У него решето. Подходим, в это решето картошку высыпаем. Вся мелочь, что проскочила - наша, а остальное - для фронта, для Победы. Весна только настанет, мы все уже на полях, на огородах: где гусиный лук, где корень лопуха; картошку мёрзлую найдём - грызём, как лакомство. Вот так голодно было, ёлки-палки!

Всю войну мы прожили с мамой, а отца видели только на фотографии. Поэтому сначала нам было трудно его слушаться, он почти чужой был. Когда отец с матерью из-за нас ругались, он говорил: «Это всё твоё воспитание!» - «Конечно, моё! А ты всё по фронтам бегал!» Помню ещё такой случай: пришёл отец с войны, а во дворе давно уже лежали пеньки. Мать не осилила их расколоть. А отец крошил как щепки. Сильный был.

 

В школу я пошёл рано, в шесть лет. А получилось как? В первый класс должна была идти Римма, ей семь лет исполнилось (1944 год). А я за парту уцепился: я тоже в школу хочу! Так и остался учиться вместе с сестрой. До 3 класса учился на «4» и «5». И тут вдруг учительница говорит: Твои сверстники у тебя за спиной, ты всех оставил позади! Похвалила она меня так. И что со мной такое приключилось, стал я специально на уроках не отвечать и оставили меня на второй год, как раз к моим сверстникам. А потом и вовсе стал лениться. В седьмом классе уже с младшей сестрёнкой Нинушкой учился, а она на три года меня младше.

Сестра Римма была у нас душевная, она ко мне всегда относилась сочувственно. Галка, самая старшая, была мне как вторая мама. А с Нинушкой мы вместе проказы устраивали. Один раз на день рождения у нас бражку поставили. Бражка на печке, в тепле стояла. Мы с Нинушкой залезли и давай бражку пробовать, до того напробовались, чуть с печки не свалились.

 

Озёрки

 

После войны, примерно в 1946 году, мы переехали в село Озёрки Петровского района. Здесь я уже повзрослее был, в школе учился. В Озёрках улицы по-местному называли: Репьёвка (мы там жили), Низовка, Верховка. Помню, мельница там была и больница в старинном здании. Мы травы лекарственные заготавливали для больницы.

 

 

Брат Витя родился в 1947 году. Помню, он ещё маленький был, ходить учился. Сижу я за столом, пишу (а писали тогда перьями). Витя сидит на столе рядом, потом встанет – и ко мне топает, прямо на тетрадку. Я ручку поверну и тупой стороной его в живот – тюк! Он опять сядет. Я пишу. И так несколько раз, что я аж забылся и пером Витю в живот ткнул. Ёлки зелёные! Давай скорее одеколоном мазать. Но вроде всё обошлось.

Был у нас дома портрет Сталина. Мать очень его любила и ездила за него голосовать. Был портрет слюдой обтянут. Вижу, из-под рамки торчит кусок слюды. Дай, думаю, подровняю! И подпалил этот кусочек. Ну, портрет и сгорел. Ёлки зелёные, что делать?! Мать приказала – ни слова никому, а то ещё посадят.

 

В 46 – 47 годах меняли деньги. В газетах печатали образцы новых денег. И что мы придумали: вырежем эти образцы, склеим переднюю и заднюю часть – и в кино!

На этом история про старые и новые деньги не закончилась. А получилось, как? Батя отдыхал в Сочи, привёз всякой всячины: апельсинов, лимонов… Рядом с моей койкой комод стоял. Мать туда всё убрала. Я ночью есть захотел, руку в комод запустил – очистил, съел. Утром руку опять туда запустил – бумажки красивые. Принёс в школу друзьям показать, а старшие ребята говорят: «Давай мы тебе из этой бумажки много маленьких понаделаем». Принесли мне кучу мелочи и арбуз. Потом мать хватилась – а денег нет! Начала Галку трясти – не брала! Никто не брал. А до меня очередь не дошла – деньги новые выпустили. Мать и забыла о пропаже.

 

Это тоже было в Озёрках, в 3 классе. Пошли с друзьями подсолнухи воровать. Несу домой, а уже к вечеру. Тут мать увидела: Ты откуда несёшь? С поля? Вот и неси туда, где взял! –Да уж темно! – Неси! Ёлки зелёные, страшно! Ушёл в посадки, подождал чуток и домой. Утром сестрёнку Римму уговорил семечек нашелушить. Такой вот был: то гороху приволоку, то из лесу орехов, то чечевицы с поля.

В аптеку сдавали крапиву, а нам за это гематоген. После войны стали принимать бутылки. С друзьями бутылки сдадим – идём деньги тратить. Продавщица: Вам чего, ребята? Конфет? – Нет, нам папирос! Брезентовую сумку сигаретами «Прибой» набьём – и в лес. Накуримся, аж упадём! Один раз презервативов накупили: то шары надували, то ведро воды в них наливали. Огорчал я родителей, ёлки-палки!

Все окрестности мы в Озёрках облазили. Лес рядом был, Долгая яма назывался. Весной, чуть снег сходить начнёт, ходили в этот лес за ревунками. Везде снег, а ревунки уже есть. А снега много, по колено, идти тяжело! Ревём, но идём – вот тебе и ревунки!

Обнаружили мы там землянку: нары большие, еда. Мы чего-то испугались и убежали, а на другой день узнали, что там дезертир жил. Его жена подкармливала, иногда домой забирала, в бане помыться. Потом в деревне как-то узнали, вызвали милицию. Дезертир с чердака стал отстреливаться. Поймали его, мы видели, как вели его по деревне – крест на груди, повезли в район. Но не довезли. Лошадь сама пришла, а два милиционера в телеге мёртвые.

 

Мама у нас хорошая портниха была, всё нам шила. И вот сшила она мне новое зелёное пальто. Вырядился я и пошёл на горку кататься. А перед этим сделал себе самокат: два утюга и коньки-снегурки, чтобы рулить. С горы качу – и вдруг снегурки резко в снег! И я пузом в новом пальто по железному гвоздю… Порвал, ёлки зелёные! Что делать? Мать убьёт! Хорошо, соседка добрая была: давай, говорит, зашью.

С самого детства любил я рыбалку. Рядом с Озёрками пруд был. Утром рано я уже там, рыбу ловлю. А днём пошёл дождь, потом град, да с голубиное яйцо. Я бежать, спрятался в чей-то туалет. Ветер как дунет – и туалет унесло. Забежал в избу чью-то, там град и переждал. Тогда всё побило градом: и огурцы, и помидоры.

А ещё у меня какая рыбалка была интересная! В общем, получилось так: отцы собирались на ночь на рыбалку, в полуторке крытой. А мы подслушали и с одним парнем залезли в полуторку, там какие-то ящики – залезли и спрятались, лежим. Родители собрались и поехали. Часа три ехали. Добрались, бредни раскинули, стали бродить. Костёр разложили – тут и мы к костру! – Вы откуда?

 

 

Совхоз «Комбайн» (Саратов)

Было мне лет 12. Жили мы тогда уже под Саратовом, отец работал в совхозе «Комбайн». И был в этом совхозе яблоневый питомник, где яблоки не рвали, а на семена берегли.

Иду я мимо – через забор яблочки наливные висят. Сорвал несколько штук, а караульщица увидела – и за мной. Я в овраг, и только меня и видели. Караульщица к директору: так, мол, и так – парень седой яблоки рвал (а волосы у меня выгорели, аж белые были). А кто у нас седой? Вызвали одного, другого – не они, у них алиби. А тут я с тележкой травы мимо еду. Директор: а вот ещё один седой! Уборщица подбежала – иди в контору. Пришёл. Сидят директор, отец - агроном и младший агроном, ответственный за семенной фонд. Был? – Был! – Брал? – Брал! – Плати 300 рублей за штуку. – Ёлки-палки! За что?! Я взял всего 3 яблока! Разозлился я, выхожу в коридор – напротив стенд пожарный с топором. Со злости взял и косяк порубил. Ушёл домой, спать лёг в сарае. Отец меня, оказывается, искал. Я только крючок положил – и вот он тут. Ёлки зелёные! И понеслось… Вот так меня батя в первый раз побил.

Фото сделано в совхозе "Комбайн-1" 13 июня 1954 года

Слева направо сидят: Нина Николаевна, Нина, Римма, Слава, Иван Васильевич Пронин.

За спиной дедушки Вани младший из Прониных - Виктор.

 

Вечно я попадал в какие-нибудь переделки. Чтобы с горки кататься, изобретали мы всякие тележки: 4 колеса, рычаги и тормоз, – а зимой сани. А как-то решил с горки не на санках, а на лыжах съехать, по лыжне, там взрослые парни катались. Оттолкнулся и поехал. А на развилке одна нога у меня и вывернулась. Домой я ползком добирался. Мать к какой-то бабке повела, та – хрум! – и ногу мне вправила. Но неделю в школу не ходил.

Постарше был, опять с горы на лыжах еду. Гляжу, мой младший братик Витя курит. – Куришь?! – Нет, не курю! – И руки поднял вверх, мол, нет у меня сигареты. Еду дальше. Слышу, сзади Витя орёт. А у него окурок упал в рукав. Пока я его раздел, окурок достал – во-о-о-т такая дыра прогорела! Ну, думаю, теперь не только тебе, но и мне хорошо достанется.

Мать меня часто лупила. Помню, галошей мне досталось. На родительских собраниях Галю хвалят, Римму хвалят. Мать цветёт! А меня всё ругают. Мать голову всё ниже и ниже опускает. Тут до Нинушки очередь дойдёт – опять хвалят. У матери на сердце полегчает. Она же всегда была в родительском комитете. А я её подводил.

На карте в центре - совхоз Комбайн, справа - Гусельское Займище,

где у Прониных был огород, а выше - озеро Холодное

В 5 классе учился. Пошли на перемене курить. А директор школы стоит на веранде, на втором этаже, и смотрит, кто выскочит из туалета. Я первый выскочил. И вот мы бежим, а нас уже всех в учительской ждут. Несите, говорят, портфели. Принесли. Учительница пишет записки родителям, чтобы пришли за портфелями в школу. А мы знали, где портфели лежат. Сейчас учителя уедут в Саратов (4 км), а мы залезли в учительскую, стали шарить – а портфелей-то и нет! Один ящик заперт, а открыть нечем. Что делать? Притащили арбузы, стали есть прямо в учительской, корки накидали. Слышим, уборщица идёт – мы в окно, на подловку (чердак) и слушаем, как она учителей чехвостит за бардак в учительской. Утром отец говорит: Я в школу не пойду, мне в горком надо. Я доволен! Учительнице что делать: достала ключи, открыла ящик – вот тебе портфель!

Семья Прониных у озера Холодное на Займище

Слева направо: Слава, Нина Николаевна, Нина, Иван Васильевич, Витя

Батя купил мне велосипед. 900 рублей – месячная зарплата! Поехал я в клуб. Ребята стоят: дай прокатиться! Ну, как не дать. Прокатились – так разогнались, что вилку перегнули. Вот ёлки-палки тебе и пожалуйста: велосипед новый – вилка старая!

Захотелось нам в кино бесплатно. Взяли лом и давай долбить стену. Хотели в кинозал попасть, а попали к киномеханику. Заставил он нас дыру заделать. Мы другое придумали: как только уборщица натаскает коробок, чтобы топить, мы лезем в суфлёрку, час лежим и ждём. Кино начинается – мы лезем из суфлёрской будки на сцену смотреть. Нас ловят – и выгоняют, ёлки зелёные.

Когда стену долбили, обнаружили старый проектор. Решили своё кино смотреть, киномеханик же меня и учил кино крутить. Потихоньку украли одну коробку «Кощея Бессмертного», поставили и гнали эту одну часть каждый день. Потом киномеханик отнял у нас старый проектор, а нам чуть по шее не надавал. Но обошлось.

 

Курить я рано начал, но от родителей прятался. И вот учился уже в Саратове в 12 школе, а отцу надо было страницу перевести с немецкого (он в институте учился). – Славка, помоги! Сидели, сидели: Ну, давай перекурим! Я машинально закурил, потом только сообразил, что с отцом курю. Утром он мне пять папирос дал. Да ещё я экономил. Мать утром на автобус денег даст, а я еду «зайцем»: на углу стою, жду машину грузовую – на угол прыг и еду. На остановке покупаю сигареты за рубль двадцать. Потом уговорили шофёра с буровой. Он спускается до Большой Горной, мы ему денег собрали, а он говорит: вы мне денег не давайте, расплатитесь огурцами. Нас семнадцать человек, каждый по ящику огурцов и утром ему. – Куда столько! Мне 3 – 4 ящика хватит. Куда девать? Рядом бабушка жила, она лишние и продала за 400 рублей. А отцу потом наврал, что огурцы кто-то украл.

В 8 классе я экзамены не стал сдавать, надоело учиться. 9 класс в вечерней школе закончил. 6 месяцев отучился на токаря по металлу. А учился как? Шесть месяцев на окошке сидел, смотрел на работу токаря. Когда ему мне что-то объяснять? Смотри и учись! Потом дали мне токарный станок. Работал я в МТС. Зарплату получал больше стариков, потому что детали вытачивал большеразмерные. Они стоили больше. Старые стали возмущаться: Сопляк, а такую зарплату получает! Мак-каламак! Перевели меня на обычный станок, шурупы и болтики точить.

 

Фотография Славы Пронина на паспорт	Станислав Пронин перед армией

 

 

Усть-Курдюм

Из совхоза «Комбайн» отца перевели в село Курдюм под Саратовом. Я уже учился на токаря, взрослый. Вот меня оставили кур сторожить, а сами все уехали в Курдюм. Неделю я жил один, ел только редиску да яйца. Спал на книгах – их много у нас было. Потом приехали, кур забрали – а ты сам с усам, сам добирайся. А там 18 километров! Ну, что ж делать, поехал на велосипеде. Еду, курю, взрослый же! Приехал – оказалось, Мергичёвка. А Курдюм где? Дальше! Еду дальше – Бажановка. И уже на самом конце, на повороте к речке, увидел на окне знакомые родные цветочки.

В Курдюме я полтора года токарем работал. В 1956 году вступил в комсомол. А 2 октября 1957 года призывной комиссией при Ворошиловском районном военном комиссариате Саратовской области был признан годным к строевой службе и направлен на действительную военную службу на Кольский полуостров.

 

Армия

	Пронин Станислав Иванович - связист (слева)

 

Служил я 2 года в Хибиногорске, на станции Титан, в правительственных войсках связи КГБ (в/ч 9762). Потом перебросили меня в Карелию, 30 км от Петрозаводска, посёлок Лососиное – 6 месяцев служил. Потом в Мурманске, станция Кола. Моя воинская учётная специальность называлась "Специалист линейно строительных и эксплуатационных частей связи. Линейный надсмотрщик". Звание у меня было - ефрейтор. На первом году службы учили нас ямки под столбы копать. Одну ямку копали 12 часов! Там же вечная мерзлота. Приехали к нам по обмену опытом из Белоруссии. Все буры поломали - ничего не выкопали, машина не берёт! А мы в Белоруссию поехали - там песок. Мак-каламак! Мы за шесть часов построили 10 километров линии связи, вымпел за это получили. Уж после привезли нам отбойные молотки. Продолбим ямку молотком, три штуки аммонала туда - отбежали - взрыв! Потом обровняли лопаткой и столб ставь.

Демобилизовался я в январе 1960 года. Родители мои в то время уже жили в подсобном хозяйстве «Победа» в Хвалынском районе.

 

Вот как я туда приехал после армии, так там и остался. Работал токарем, женился, детей вырастил. В сентябре 1973 года принят в члены КПСС. Сейчас уже и внуки есть, и даже, ёлки зелёные, правнуки.